Я завещаю, чтобы мои товарищи ни сейчас и не потом ни в коем случае не претендовали на власть
Есть ли у Вас завещание?
В прежние годы у меня было завещание. Тогда я хотел, чтобы меня похоронили, завернув в мой тюрбан (сарык) и халат (джубба). Теперь у меня в кошельке достаточно денег, чтобы покрыть расходы на саван и похороны. Я сомневаюсь в своих авторских гонорарах, и не хочу, чтобы они были использованы для погребения. Не хочу также, чтобы использовалась пенсия, которую платит мне государство. Поэтому храню эти деньги. Часть своих книг я купил за счёт своей зарплаты. Я считаю, что они куплены государством. Часть книг была подарена мне издательствами, потому что я был наставником, т.е. вследствие моего служебного положения. По этой причине я написал, что мои книги и личные вещи принадлежат тому учреждению, в котором находятся, точно так же как я вновь подарил народу подарки, которые получил от разных людей, собрав их в коллекцию.
Когда мы куда-то ездили, были товарищи, которые платили за чай, за еду. Я написал, чтобы им самим, если они живы, а если нет – то их детям сделали приятное, подарив что-то, что осталось от меня. Когда я ехал сюда, то сказал, что если умру вдалеке от родины, то не стоит тратить деньги на то, чтобы везти моё тело, но моя совесть и чувства с этим не особенно согласились. Я хочу быть похороненным в Турции рядом с отцом или матерью.
Что же касается движения, то пусть товарищи ни сейчас и не потом ни в коем случае не претендуют на власть, не занимаются политикой, и даже если к их ногам положат всемирный султанат со всей его пышностью, то пусть любящие меня и внимающие моим советам товарищи без колебаний оттолкнут его своей рукой. Даже если другие и не поймут этого, пусть они скажут, что это – ради одобрения Аллаха. Пусть они со всей искренностью, не останавливаясь ни на мгновение, двигаются в направлении прославления имени Аллаха. Так я думал. Теперь я хочу написать новое завещание и более детально определить все эти вопросы.
Вы живёте в США уже 6 лет. Как воспринимают Вас американцы?
Я не являюсь здесь известным, зн а менитым человеком. Я ведь не встречался ни с кем, за исключением нескольких человек, которых принял из вежливости.
Почему Вы ни с кем не встречаетесь?
Когда я приезжал сюда в 1997 году, я встречался с людьми, которые работали консулами и послами в Турции, представителями академических кругов и священниками, и мы обсуждали такие вопросы как, например, «Терпимость, диалог и принятие каждого таким, какой он есть». А на этот раз я приехал вследствие болезни. Потом, когда в Турции разразились бури, я счёл более удобным продолжить своё лечение здесь. Было ясно, что с такими своими болезнями как сердечная недостаточность, давление, повышение уровня холестерола я не перенесу напряжения в Турции. Я остался в Америке, но был далёк от неё, потому что распускались слухи. Например, такие Американские проекты как «Зеленый, поясь» связывали с нами... Я не встречался ни с кем, потому что не хотел создавать почву для неподобающей клеветы, не принимал приглашений выступить в университетах.
Моё место – это моя страна, её земля, её народ. В последнее время проживающие здесь турки начали проводить разные мероприятия, заявлять о себе. Таким образом, некоторые лица познакомились с некоторыми моими книгами. Из уважения к товарищам, которые проводили эти мероприятия, я встретился с людьми, которые приняли ислам и сказали: «Мухаммад – Посланник Аллаха», представителями интеллигенции и академических кругов, проявлявшими интерес к движению.
Как повлияли на Вас годы, проведённые в Америке?
Если говорить словами мусульманского кодекса (фикха), то моё пребывание здесь «меньшее из двух зол». Я не хотел ехать сюда, но доктор Саит очень настаивал, говорил, что нельзя пренебрегать здоровьем. Я должен был выбрать между тем, чтобы жить на чужбине вдалеке от моей страны, моего народа, хотя мне это было очень тяжело, и тем, чтобы, как сказал один наш государственный деятель, раздувать мелочи, находясь, каждый день лицом к лицу с организаторами новых заговоров. Чтобы не обижаться на своих соотечественников из-за причиненного мне зла, я, посоветовавшись с товарищами, согласился на разлуку с родиной. Хотя я заранее знал об июньском заговоре, связанном с кассетами, я просмотрел на кое-что из того, что было опубликовано. Я не читал статьи тех, кто был вместе с заговорщиками, чтобы в душе не рассердиться на них.
Как Вам стало известно заранее?
Меня навестил один товарищ из мира бизнеса. У него зазвонил телефон. Когда отвезли кассеты, чтобы делать монтаж, один человек позвонил, и сообщил, ч то у них мешок с кассетами, и они занимаются монтажом, и ему сказали, чтобы он не говорил, а то его выгонят с работы. Однако он позвонил. Он сказал что-то вроде: «Так или иначе, и ты нас увидишь, не бросишь». Делалось и что-то вроде шантажа.
Что Вы думаете о сегодняшнем положении в Турции?
С одной стороны, происходит развитие, поворот к демократии, приходят лучшие дни, но, с другой стороны, ставят подножки, устраивают провокации и стараются помешать этому те, кто хочет другой Турции. Есть такие, кто хочет, чтобы вернулась анархия, чтобы улицы опять превратились в озёра крови, и такие, кто подкладывает динамит под спокойную жизнь. Но большая часть трудных для Турции дней осталась позади, осталось мало таких дней. Если будет на то милость Аллаха, наши люди построят прекрасную Турцию.
У Вас бывают посетители из Турции. С кем Вы встречаетесь?
Есть люди, которые в своё время были моими учениками. Есть члены попечительского (мутевелли) совета одного фонда, которые очень часто приезжали ко мне, когда я был в Стамбуле. Встречался с господином Харуном и некоторыми товарищами из Фонда журналистов и писателей. Я – человек на краю жизни.
Встречались ли Вы с кем-либо из политиков?
С господином Таййипом ( Реджеп Таййип Эрдоган - премьер-министр Турции ) я встречался, когда он был председателем муниципалитета. После того, как его выбрали, случая не представилось. Даже по телефону не говорили. С господином Абдуллахом ( Абдуллах Гюль - министр иностранных дел Турции ) мы тоже были знакомы, но не очень близко. С господином Бюлентом Аринчем ( Бюлент Аринч - председатель парламента Турции) мы познакомились, когда я работал в Манисе. Иногда передаю привет с теми, кто едет к нему, и он, говорят, спрашивает о моём здоровье и передаёт привет.
Как Вы следите за событиями в Турции?
Некоторые новости из Интернета приносят товарищи, а также можно смотреть Турецкую теле- и радиокомпанию и канал «Саманйолу».
По чему Вы соскучились больше всего?
Я соскучился по всему, что есть в Турции. По поездкам, по остановкам и чаепитию в попутных кафе, даже по тому, как одеваются наши люди. По нашей архитектуре – красивой и некрасивой. Их небоскрёбы могут казаться великолепными, но наши «землескрёбы» мне кажутся более привлекательными.
Вы с ностальгией говорите о Турции, но не возвращаетесь туда. Почему?
После определённого возраста организм уже не выдерживает. По выражению одного арабского поэта, я предпочитаю находиться далеко, чтобы не было вещей, которые не дают мне чувствовать себя близким, предпочитаю, чтобы моя совесть, моё сердце находились там. Если говорить образно, то в мистицизме существует инстанция выше влюблённых. Те, кто там находится, не хотят даже воссоединения, говорят, что, мол, зажги меня изнутри, я буду стонать от душевной раны, но не хочу встречи. Такая приятная тоска по Турции, приятная душевная рана кажется мне более глубокой, более верной и искренней.
Это означает, что Вы не вернётесь отсюда?
Для возвращения нет законодательных препятствий. Я ни на минуту не расставался с мыслью о возвращении в Турцию. Но всё-таки попросил задать этот вопрос в важных инстанциях. Сказали, что ничего, мол, нет, он может вернуться, но это «может вернуться» было сказано так, словно я, как мне показалос ь, с тану для них головной болью, если вернусь.
Это был кто-то из представителей государства?
Да. По моей просьбе одному близкому к ним человеку, ушедшему на пенсию с важного поста, задали вопрос, что для них будет означать моё возвращение. Он улыбнулся, но сказал, что будет лучше, если я не вернусь. Видимо, они думают, что моё возвращение может подстрекнуть кого-то на что-то, словно кто-то будет призывать кого-то выйти на улицы, станет причиной беспорядков. Я не хочу создавать условия для нарушения стабильности, установившейся в Турции.
Есть такие, кто беспокоится о том, что Вы вернётесь в Турцию как Хомейни...
Если я вернусь, то вернусь сам по себе, как сын Рамиза Эфенди, служивший имамом в мечети Учшеферли [«Учшерефели джами» - историческая мечеть в г. Эдирне, где Ф.Гюлен проработал имамом два с половиной года (1959-1962)]. Вам это может показаться смешным, но я думаю: интересно, если я вернусь, дадут ли мне опять место в той же мечети, смогу ли я опять сидеть у того же окна. Или же разрешат ли мне жить в деревянном бараке, таком же, как мой деревянный барак. Даже если не дадут место, руководителя Кестанепазары (в 1966 г. Ф.Гюлен был назначен богословом-проповедником в г. Измир, где по собственной инициативе стал также заниматься преподавательской и просветительской деятельностью на курсах по изучению Корана общества «Кестанепазары». – прим.) . И ещё в моей деревне, на земле, принадлежавшей моим предкам, есть гостевой дом, и, я говорю совершенно откровенно, что, не поехать ли мне туда, не жить ли там. Умереть как крестьянин в деревне, где я родился и вырос.
Вы говорите «поехать в родную деревню и умереть там». Вы поедете в деревню, и будете молчать?
В мире у меня были не ожидания, а боль. Я продолжу воспевать ту же боль. Я буду поощрять тех, кто ценит мои слова, на то, чтобы они ехали в разные стороны света и занимались деятельностью в сфере образования, какими бы ни были условия. И даже тогда, когда меня будут опускать в могилу, если представится случай, я скажу, поезжайте и открывайте школы, не прекращайте прилагать усилия для того, чтобы турецкий язык стал мировым языком.
Я буду продолжать говорить нашим предпринимателям, чтобы они ехали во все четыре стороны света, разрастались там, в могучее дерево, создавали лобби и поддерживали Турцию. Турция, оторванная от мира, не сможет устоять на ногах. Даже если однажды издадут закон и повесят мне замок на уста, то я буду писать об этом руками и ногами, но всё равно скажу об этом, потому что, когда был государственным служащим, я говорил об этом с кафедры мечети открыто и всем, а не своим муридам («последователям»), как заявляли они. Может быть, мои слова отличались оттого, что говорили другие ходжи : способствуйте развитию Турции и заставьте голос турецкого человека звучать везде.
По-моему, и национализм и патриотизм должны быть такими, а не заниматься созданием истории вопроса. Дело Турции – великое дело. Я буду продолжать говорить, что её хозяином должна быть единая нация, как это было в годы Освободительной борьбы. Я не знаю закона, который не дал бы мне говорить об этом и заставил бы меня замолчать. Я буду продолжать говорить об этом, выполняя свой долг (вафа) перед народом.
Meхмет Гюндем, Mиллиет, 29.01.2005
- Создано .